Юлия Барлова: история Англии настолько многообразна, что можно изучать любой её аспект, получая жирную пищу для размышления

10/08/2015

Сегодня публикую первую запись из летнего проекта “Беседы в губернаторском саду”. Пока есть возможность насладиться солнцем и теплом, я пригласил на интервью на свежем воздухе в прекрасный сад в центре Ярославля специалистов, чьи профессиональные интерены тесно связаны с английским языком, межкультурной коммуникацией и культурой Великобритании.

Предлагаю вашему вниманию первое интервью: им станет беседа с кандидатом исторических наук Юлией Евгеньевной Барловой. Юлия Евгеньевна, с которой мы знакомы уже очень давно, — отличный специалист в области истории социальной и политической коммуникации, а также истории пропаганды и восприятия. С Англией её связывают и стажировки, и преподавание в английских учебных заведениях, и публикации статей в британских журналах, и собственно сфера научных интересов.

Итак, разговор с Юлией Евгеньевной пойдёт о восприятии англичанами русских и русскими англичан, а также о некоторых особенностях английского национального характера.

Юлия Евгеньевна, здравствуйте! Давайте начнём с начала. Когда и как Вы впервые познакомились с Англией “вживую”?

Мое знакомство с Англией состоялось на университетской скамье. В 1992 году я попала в пилотную группу русских студентов, изучавших историю и английский язык, которые были направлены в Англию в рамках одного из образовательных проектов Евросоюза. Это была одна из первых в России программ по обмену студентов профильных факультетов, которая широко освещалась СМИ, в том числе и Первым федеральным телеканалом, который тогда назывался «ОРТ».

Что Вас больше всего поразило во время Вашей первой поездки в Великобританию?

Первое, что меня в то время поразило, — “камерность” и аккуратность всего, что я видела: маленькие домики, узкие ухоженные дорожки с зелёной изгородью, небольшие автомобильные дороги с “карманами”, в которые одна машина может встать, чтобы пропустить другую, — всё это было для меня своеобразными культурными маркерами вежливой и размеренной жизни, которую ведут англичане. Сразу вспоминается Н.М. Карамзин, который еще в XVIII веке отмечал, что в отличие от Парижа, где на одном пространстве можно встретить и аристократизм, и нищенство, то в Англии и лорд, и ремесленник выходят из одинаково ухоженных домиков, одетые по-разному, но оба чистенько и аккуратно.

Не мог не поразить и климат: английский влажный воздух казался удивительно мягким, и возникало ощущение, что его можно пить. Вопреки сложившемуся стереотипу о дождливой погоде Туманного Альбиона, климат Британии мне показался очень комфортным.

Известное английское левостороннее движение изначально сбивало с толку: находясь на остановке, я садилась в автобус, ожидая, что он поедет направо, и только через пару остановок понимала, что он едет налево, в противоположную сторону. Впрочем, с автобусной остановкой связано еще одно приятное воспоминание об Англии: однажды я оставила на остановке кожаную куртку — тогдашний предмет крайней роскоши для меня. Примерно через полчаса я вернулась на остановку, будучи почти уверена, что куртки там уже нет, но … её никто не забрал!

Ещё одна бытовая особенность Англии запомнилась с первого визита: там можно пить воду из-под крана. К этому было очень сложно привыкнуть в Англии, и не менее сложно отвыкнуть от этого по возвращении в Россию.

Английские дома заслуживают отдельного разговора. Я называю их “квартиры наоборот”. Дело в том, что в России, живя в многоквартирном доме, мы имеем соседей справа, слева, сверху и снизу. А в Великобритании вдоль улицы тянется длинный, как электропоезд, одно-или двухэтажный дом, который построен таким образом, что у каждой семьи есть свой отдельный вход, внутренний дворик, а боковые стены такой «квартиры» — смежные с соседями слева и справа. (То, что сейчас в России принято называть таунхаусом).

Также меня, как и многих людей, приезжавших в Англию из России, несколько смущало отсутствие на окнах гостиных штор, хотя окна расположены на низком уровне и выходят на людную улицу.

До посещения Великобритании я думала, что на улицах города из животных можно увидеть только собак и кошек, редко мышей. К величайшему удивлению, по улицам английских городов свободно гуляли барсуки, лисицы, утки и лебеди. А белки там до такой степени социализированы, что не только не боятся людей, но, напротив, вступают с ними в невербальный контакт и, вставая на задние лапки, выпрашивают у них еду. Помню, что в университетском кампусе у меня была подружка-белка: каждый день на завтрак я делала себе два тоста, а могла съесть только полтора кусочка. Половину тоста традиционно в 7:15 утра забирала гость-белка. Иными словами, из этих незначительных деталей сложился в какой-то мере завораживающий образ “Другого Места”.

Когда я в первый раз был в США в 2003 году, разница между нашей страной и Америкой была чётко видна. Я, например, не умел пользоваться сенсорными кранами и не понимал, что такое “hands free” для мобильных телефонов. А вот сейчас такой ярко бросающейся разницы в техническом прогрессе уже не вижу. Можете ли Вы сказать то же самое о Великобритании?

Я с Вами согласна, эта разница стала менее заметной, в какой именно период — сказать сложно. Побывав в Англии в первый раз в 90-е, я вернулась туда на свадьбу к знакомым в 2005 году. Ехала я в Англию уже не из “лихих 90-х”, а из “сытых нулевых”, и тогда я впервые обратила внимание на консерватизм моих английских коллег. Например, когда мы в России стремились застелить пол в наших квартирах ламинатом и сменить мебель, то англичане оставляли в своих домах скрипучий дощатый пол, основываясь только на той идее, что этот пол начала века. То же самое с мебелью — лучше оставить старую историческую мебель, чем купить новую. В России в это время уже было принято менять машину раз в три года на более новую модель. В Англии же мои университетские очень состоятельные коллеги десятилетиями не меняли старенькие пежо, рено и опели; последние, кстати, англичане называют не Opel, а по-английски самостийно — Vauxhall. При этом англичан искренне удивляло, когда я не восхищалась скрипящим полом начала XX века и смешными старенькими ретро-машинками.

Какими, на Ваш взгляд, современные англичане видят русских?

Для меня современные англичане — это студенты английских колледжей и университетов, для которых я не так давно вела авторский курс. Прежде всего, они видят русских людей “иными”, может быть, даже немного пугающими. В то же время совершенно очевидно, что мы их завораживаем: сложностью языка, элитарностью, как они считают, русской высокой книжной, театральной, музыкальной культуры. Для англичанина умение отличить Рахманинова от Чайковского и Достоевского от Толстого — это абсолютно точно признак элитарности. Совершенно очевидно, что мы не оставляем англичан равнодушными.

А русские англичан?

В какой-то степени так же, как и они нас. У меня была возможность сравнить англичан с немцами. Последние сосредоточены, скрупулёзны во всём, а англичане, наоборот, будто бы культивируют свою расслабленность и несосредоточенность. Слегка небрежно одеваются, позволяют себе эпатаж в деталях одежды или, скажем, в шутке. Но это, на мой взгляд, отчасти дань стереотипам. Их небрежность – «продуманная». Такое ощущение, что каждый выпячивает какой-то свой маленький «пунктик», странность, т.к. не иметь таковых  – значит выпасть из образа нации.

Иными словами, какие-то вещи в англичанах нас отталкивают, какие-то завораживают, но мы абсолютно точно интересны друг другу. Несмотря на то, что Англия на протяжении всей истории была одним из наших основных геополитических противников, а секретная дипломатия Великобритании так активно и зачастую беспринципно действовала на территории Российской Империи и СССР, что этой деятельности посвящены тома исторических исследований, давайте вспомним, как в дореволюционной России было популярно увлечение Англией: отсылки к творчеству Байрона и Шелли находим в работах Пушкина и Лермонтова, в XVIII – XIX веках в России «культурные люди» собирались в «английских», то есть на английский манер, клубах, коих было довольно много, старались одеваться, «как денди». Вспомним, что Россия для Англии — один из старейших торговых партнёров: в 1551 году в Лондоне была основана «Московская Компания» для торговли с Россией, это была первая английская акционерная компания, возникшая ДО знаменитой «Ост-индской Компании» и существовавшая аж до революции 1917 года.

Какое, Вы думаете, главное отличие в английском и русском видении мира?

Я бы расположила эти отличия в русле сравнения православного и протестантского (или англиканского) ценностно-культурных кодов. Еще Елизавета Тюдор говорила, что главная английская добродетель — это “здравый смысл” (common sense), что подразумевает индивидуализм, практичность и рациональность: что этот мир может дать мне. А русское видение мира больше эмоциональное, чем рациональное: мы больше видим духовные и моральные составляющие, реже ставя во главу угла рациональность и здравый смысл. Мы также более коллективны, нежели индивидуальны, по сравнению с англичанами, больше готовы к отдаче и самопожертвованию.

Могли бы Вы немного рассказать о сфере Ваших научных интересов, связанных с Великобританией? Почему именно эти темы привлекли Ваше внимание?

Интерес к английской истории возник ещё со студенческой скамьи. Я полюбила историю Англии, так как она настолько многообразна, что можно изучать любой её аспект, получая «жирную пищу» для размышлений. Хотя, впрочем, так может сказать любой историк, увлеченный историей какой-либо страны, — Китая, например.
Первоначально меня заинтересовала история английского парламентаризма. Мне доставляло удовольствие работать в архивах и изучать документы английского парламента XVII — XIX века, которые очень напоминали современный российский парламент 1990-х годов. Так, английские парламентёры могли приходить на заседания ряженными, чтобы привлечь к себе внимание или показать протест, применяли на выборах «грязные» технологии – напоить соперника и запереть его в сарае, например.

Далее я начала изучать средства, которыми политики влияли на общественное сознание, в частности — использование визуальных образов для управления сознанием людей. Ряд моих статей посвящен истории британской политической карикатуры.

Итоговая тема, на которую я вышла, — это история социальной политики, помощи беднейшим слоям общества, восприятие в обществе бедности.

В одной из Ваших статей “Бедность, нужда и пауперизм в общественно-политическом дискурсе Англии XVIII — первой половины XIX века” вы пишете: “Она (Англия) считается страной, имеющей самую уникальную историю взаимодействий между государством, обществом и беднейшими слоями”. В чём же заключается эта уникальность?

Во-первых, Англия была первой западной страной, которая на государственном уровне озвучила проблему, что есть те, кто находится за бортом нормальной социальной жизни. Эти люди некрасивы, мешают обществу и могут создавать неблагоприятные ситуации в государстве. Начиная с XIII века  в Англии начали вырабатываться разнообразные модели работы с бедными: от содержания бедных в заведениях типа тюрьм до введения специального налога на содержание нищих. Параллельно людей приучали к самопомощи: небогатые люди вступали в “дружественные общества” (friendly society) — складывались по шиллингу, и в случае беды помогали членам общества из общего фонда: своеобразный страховой фонд. В результате подобных исторических экспериментов сложилась уникальная система помощи неблагополучным слоям населения — так называемая модель “От колыбели до могилы” (“From Cradle to Grave”), по которой человеку в течение всей жизни гарантировалась социальная помощь на достойном уровне в случае попадания в нужду.

Кто Ваша любимая личность в истории Англии? Почему?

Вы удивитесь, но это не очень известный даже историкам общественный деятель.  Ницше однажды сказал: «Не вокруг нового шума, а вокруг новых ценностей вращается мир – он вращается неслышно». Мои любимые исторические личности – как раз те, кто «вращает историю неслышно». Один из них – филантроп Джонас Хэнуэй, живший в Лондоне в XVIII веке.

Мало кто знает о нем вообще, а тем более – о том, например, что этот модник первый появился под лондонским дождем со странным для всех предметом – зонтиком. Сначала над ним смеялись, а затем этот предмет стал «традиционно английским» атрибутом, коим до сих пор считается. Личный экипаж Хэнуэя, в котором он колесил по Лондону, был украшен лозунгом, предназначенным для бедных слоев: «Никогда не отчаивайся!». Он основал «Морское общество» для трудоустройства детей-беспризорников на английском флоте, на свои деньги организовал приют для кающихся лондонских проституток и бездомных женщин. В 1758 году туда поступили первые 8 женщин, а через 30 лет через него прошло 2,5 тысячи женщин, больше половины из которых исправились, вышли замуж и устроились на работу. Многих «выпускниц» приюта он впоследствии приглашал к себе домой, устраивал для них вечера, давал советы.  Кроме того, он первым привлек внимание к проблеме детского труда, в частности, труда мальчиков-трубочистов, которые в то время чистили трубы «собой», изнутри. От сажи у них прекращался рост, искривлялись конечности, но общество считало это нормальным. Таких, как Джонас Хэнуэй, и сейчас-то немного. Я горжусь тем, что написала единственную на сегодня в нашей исторической науке статью о нем.

Когда мы с Вами думали над тематикой курсов для Центра гуманитарных наук в Ярославле, Вы предложили курс “Загадки английской истории”. Вы могли бы рассказать читателям блога малоизвестный, но интересный фрагмент из английской истории.

Английская история полна загадок. Одна из них, мало кому известная, — тесные отношения русского царя Ивана Грозного и английской королевы Елизаветы Тюдор, владычицы морей и покровительницы пиратов. Считается, что Россия в то время, вплоть до прорубленного Петром окна в Европу, была страной “отрезанной” от Западного мира. Тем не менее, переписка между Грозным и Елизаветой велась с 1562 по 1584 год — 22 года, представляете? И тон писем — весьма фривольный, если не сказать интимный. Вот, например, выдержка одного из писем, где Иван Васильевич упрекает Елизавету в недостаточной силе, называя себя “мы”, а Елизавету — “ты”: “Мы думали, что ты в своём государстве государыня и сама владеешь и заботишься о своей государевой чести и выгодах для государства, — потому мы и затеяли с тобой эти переговоры. Но, видимо, у тебя помимо тебя, другие люди владеют, и не только люди, а мужики торговые, ищут своей торговой прибыли. Ты же перебываешь в своём девическом звании, как девка-простолюдинка!”. В тоже время Елизавета называет Грозного “Вельможнейший царь и возлюбленный брат”! Из этих писем ясно, как минимум, что Англия и Россия в то время были гораздо ближе, чем может показаться. Более того, Иван Грозный, правитель “варварской” России, общается с английской королевой несколько свысока, как бы поучая её, — ну не загадочно ли это?

И в завершении интервью могли бы Вы сказать пару слов о Ваших лекциях по истории в Центре гуманитарных наук в Ярославле. Каков формат встреч? Кому они могут быть интересны? Зачем они вообще нужны?

Для российского образовательного пространства это достаточно новый формат. Я очень давно мечтала каким-то образом приобщиться к такому формату. Среди моих друзей есть архитекторы, есть врачи разных профилей, и мы очень часто мечтали о том, чтобы на какой-то площадке обмениваться знаниями — что одним известно в профессиональной сфере, а другим — нет. Например, у врача в школе любимым предметом была история, и сейчас для него ещё не всё упущено и он может посещать лекции, получая от них удовольствие. Кроме того, новые полученные знания помогут поддержать беседу в компании и вызвать интерес к своей личности.

Юлия Евгеньевна, большое спасибо!

Записаться на лекции Юлии Евгеньевны Барловой по истории, а также на лекции по философии, языкознанию и искусству в Ярославле можно в Центре гуманитарных наук в Школе Дмитрия Никитина. Телефон в Ярославле (4852) 59-50-27.